Худший закон России

Действующий Закон о банкротстве полностью развратил страну. Пока он не отменен, ничего хорошего - ни поднять экономику, ни улучшить судебную систему - сделать заведомо не получится.

Черная дыра. Сейчас в России идет тридцать тысяч дел о банкротстве. Треть из них - простой грабеж, наглый отъем собственности.

Феноменология процесса. Уже практически ни от кого не услышишь ритуальных заклинаний о том, что механизм банкротства необходим рынку: эту правду стало неловко произносить. Все хорошо знают, что банкротство по ныне действующему закону - это никакое не оздоровление, а денной грабеж. «Нечестные» банкротства - не разрозненные прыщики, это проказа. «Примерно тридцать процентов всех банкротств в России приходится на заказные банкротства», - заявила руководитель Федеральной службы России по финансовому оздоровлению (ФСФО) Татьяна Трефилова. «Примерно треть кредиторов была заинтересована не в получении денег, а в смене собственника», - сказала она. («НГ» от 28.09.01). Если говорить о серьезных предприятиях, попадающих в эту мясорубку, то «нечестных» банкротств будет не треть, а гораздо больше. Скажем, недавно был опубликован «Эксперт-200» - список крупнейших предприятий России. Так вот, из предприятий, входящих в две сотни, только в металлургии на момент публикации рейтинга восемь находились под внешним управлением (всего металлургов в рейтинге - 51). Более чем вероятно, что с банкротством в прямом смысле слова, с настоящей несостоятельностью, ни один из этих восьми случаев не имеет ничего общего; там просто идет «черный передел».

Смешно было бы думать, что каждый из данных бесчисленных случаев получился в результате какого-то неповторимого сочетания находок поглощающей стороны и ошибок поглощаемой.

Капитализация любого российского предприятия не превышает величины взятки, которая обеспечит его банкротство. Капитализация всей России не превышает суммы таких взяток.

У пользователей Закона о банкротстве две столбовые дороги. Одна из них ведет в центральный офис или территориальное агентство ФСФО, а вторая - в областной арбитражный суд.

Судейский бизнес основан на принятии управленческих макрорешений: судья отстраняет гендиректора на этапе наблюдения, за ним последнее слово в формировании реестра кредиторов и распоряжении имуществом. Это право судьи вытекает из бесчисленных норм Закона о банкротстве (кстати говоря, сама множественность таких норм делает этот закон практически неулучшаемым).

В совокупности эти бизнесы и составляют основу пресловутого административного ресурса. И тут уже сам черт не разберет, то ли агрессивные бизнес-группировки используют этот ресурс на благородном поприще передела собственности, то ли сам ресурс использует их названия как свои псевдонимы. Как бы то ни было, каждая из них имеет свои предпочтения среди конкретных схем манипуляций с чужой (до времени) собственностью. Одни предпочитают работать с оздоровителями и продавать себе ликвидное имущество банкротов на стадии конкурсного производства - другие вносят имущество жертв в новые общества и погашают себе долги контрольными пакетами. Одни предпочитают пережевывать одну за другой отрасли - другие перепахивают отведенные им регионы.

Динамика «черного передела» поразительна: с начала года возбуждено 12 тысяч дел о банкротстве, а всего сегодня рассматривается почти тридцать тысяч таких дел. Если верить оценке г-жи Трефиловой - десять тысяч грабежей. И конца этому не будет.

Капитализация всей страны. Случившееся в 1997 году осенне-азиатское падение акций оказалось окончательным только для России - рынки всех прочих затронутых им стран давно восстановились. Потому что только нам повезло своевременно принять новую редакцию Закона о банкротстве. Именно он плотно придавил в начале 1998 года капитализацию всей страны.

Репутация суда - не отдельных судей, а российского суда как такового - в деловых кругах катастрофически низка.

Возвращаясь к капитализации, следует обратить внимание еще на одну проблему. Сейчас модно говорить о том, что росту капитализации российских предприятий сильно мешает недостаточно высокий уровень корпоративного управления и что повышение этого уровня - насущнейшая наша задача. Все это было бы голой правдой, если бы не обсуждаемый здесь закон. Беда в том, что механизмы банкротства настолько грубы и настолько действенны, что совершенно подавляют все более тонкие и цивилизованные механизмы - прежде всего механизмы Федерального закона «Об акционерных обществах», задающие в нашей стране стандарты корпоративного управления. В самом деле, много ли найдется желающих разбиваться в лепешку, шлифуя отношения менеджмента с акционерами или совета директоров с правлением, если известно, что, по Закону о банкротстве, после введения внешнего управления все полномочия и собрания акционеров, и совета директоров, и правления полностью переходят в руки одного человека - внешнего управляющего?

Более того, само наличие всеподавляющего механизма банкротства - в его нынешнем виде - прямо толкает владельцев предприятий к борьбе за непрозрачность своих компаний: сколько-нибудь надежной защиты от враждебного поглощения они не имеют, а потому просто вынуждены по возможности прятать любую информацию о себе. Если, скажем, миноритарный акционер, опираясь на нормы Закона об АО, требует у владельца контрольного пакета информацию, первое, что тому приходит в голову, - эта информация может быть использована при враждебном поглощении (что, в общем-то, правда). Значит, владелец должен сделать все, что в его силах, чтобы законные права миноритарных акционеров - во всяком случае, их права на информацию - нарушать. Владельцы так и делают - чему тут удивляться? Хоть дюжину «Кодексов корпоративного управления» прими, ничего принципиально не изменится.

Что стало с судами. Индустрия банкротств, порожденная действующим законом, сформировала устойчивые финансовые потоки. А ведь известно, что особенности устойчивых финансовых потоков отражаются на корпоративной этике обслуживающих эти потоки людей. Так, этика линейной корпорации Министерства по налогам и сборам существенно отличается от этики матричных корпораций аудиторских партнерств. Требования к соблюдению этических норм корпораций бывают чрезвычайно жестки. В советское время в теле Морального кодекса строителя коммунизма сформировался негласный кодекс чиновников, обслуживающих очень устойчивый хлопковый финансовый поток. Неподчинение нормам процесса возгонки взяток было в этой среде сродни смертному приговору. То же вышло и с корпорациями, обслуживающими банкротства.

На следующий же день после отмены Закона о банкротстве многое в России пошло бы совсем по-другому.

Уже регионализация имущества, достигшая пика в 1999 году, была невозможна без губернаторского девиза: «Дайте мне суд и терагентство ФСФО - и я поменяю титул собственника у всего, что шевелится на захваченной территории». Названные органы неизбежно приобретали политический статус, в них сколачивались команды единомышленников - присутствие в такой команде инородцев с чуждой этикой (даже на уровне секретарши или курьера) резко снижает его эффективность в бою. Много ли там могло остаться инородцев? В случае-то с ФСФО, в конце концов, все ожидаемо: ущербный Закон о банкротстве искорежил ведомство, занимающееся банкротствами. Труднее было предположить, что этот закон, один из очень многих, покалечит всю судебную систему страны. Но случилось и это.

В наших судах стали происходить такие вещи, каких и в восемнадцатом веке поди поищи. Вот совсем свежая история. В Московском арбитражном суде к одному из судей - как раз из числа специализирующихся на делах о банкротстве - попало непрофильное для него дело о споре по хозяйственному договору на довольно крупную сумму. Истец и ответчик до суда пришли к подписанию мирового соглашения, с каковым и явились в суд в назначенный для слушания час. На лице судьи ясно написалось: «Вы тут договорились, а где же я?!» Решение: отложить слушание на месяц. Через месяц непонятливые стороны опять пришли с тем же соглашением без всяких внесудебных аргументов, чем вконец оскорбили судью. Отказавшись утверждать мировое соглашение, суд приступил к рассмотрению дела по существу. Произошло дословно следующее. Судья: «Истец, вы поддерживаете иск?» - Истец: «Поддерживаю». - Судья: «Ответчик, вы возражаете против исковых требований?» - Ответчик: «Нет, не возражаю». - Судья: «В иске отказать».

Что будет с судами. Все бы хорошо, но усиление ответственности судей за принимаемые решения - вопрос чрезвычайно деликатный, затрагивающий фундаментальнейшие проблемы устройства общества. Нам кажется, что в данной части законодательство не следует подвергать ни хирургическому, ни даже терапевтическому воздействию, - лечение должно быть выверенным и в гомеопатических дозах: тут слишком легко качнуть маятник в обратную сторону с еще большей амплитудой. И, судя по опубликованным законопроектам, разработанным под руководством замруководителя администрации президента Дмитрия Козака, власть намеревается поступить именно так.

Правда, одну из обсуждавшихся проблем предполагаемая реформа с легкостью решит: мы говорим о повышении капитализации российской экономики. В самом деле, сегодня судья-предприниматель выступает как многоразовый инструмент передела собственности. Если появится административная ли, уголовная (а лучше бы всего - гражданско-правовая) ответственность судей за принимаемые решения, он станет инструментом одноразовым. Соответственно, цена его услуг резко пойдет вверх - а с ростом слагаемых в приведенной выше формуле будет резко расти и сумма. Так, глядишь, и фондовый рынок оживет...

В марте этого года КС признал две нормы Закона о несостоятельности неконституционными. Сгоряча многим добромыслящим гражданам померещилось, что закон этим постановлением полностью обезврежен. Ведь суд признал неконституционным следующий текст: «Статья 56. Введение наблюдения. С момента принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом вводится наблюдение, если иное не предусмотрено настоящим Федеральным законом», - то есть, казалось бы, разрушил всю конструкцию рокового закона, выбив из-под нее фундамент, первое действие, совершаемое по отношению к потенциальному банкроту. Если отменить срок наступления совершеннолетия, то за развратные действия с несовершеннолетними можно будет судить либо всех, либо никого; и то и другое противно любой морали...

Но отменив автоматический порядок введения первой стадии процедуры банкротства, Конституционный суд, естественно, не установил другой законной нормы: это не в его компетенции. Законодатель тоже молчит до сего дня. Зато практикующие судьи об это постановление даже не споткнулись - просто срок введения наблюдения был произвольно отодвинут ими в среднем на 20-25 дней.

Следует немедленно накладывать мораторий на применение действующего Закона о банкротстве. Сейчас, как известно, в Думе идут долгие препирательства вокруг проектов нового закона, но ждать, пока они придут к чему-то реальному, не стоит: слишком уж мощные лоббистские силы прямо заинтересованы в том, чтобы ничего реального не получилось как можно дольше. Да и вообще - терпеть нынешнее положение уже просто преступно. Отменять нынешний закон к чертовой матери - пусть снова действует старый, работавший до 1 марта 1998 года. Конечно, он был далеко не идеален, но по сравнению с нынешним - несравнимо менее вредоносен; пусть те две трети кредиторов, которые не «нечестные», перекантуются пока с ним.

Кое-что отмена закона преобразит немедленно: сразу исчезнет верхняя граница капитализации, сразу вернут себе актуальность вопросы корпоративного управления. Благие результаты этих перемен не замедлят сказаться. Кое-что отмена закона одним махом не преобразит - чуть выше мы уже говорили, что люди исправляются дольше, чем портились. Но и в этих вопросах жизнь начнет налаживаться.

Поэтому-то не следует торопиться с переменами в статусе и порядке назначения судей. Отмена Закона о банкротстве перерубит главные корни судейского предпринимательства; законодательные перемены еще буквально в нескольких точках (практикующие юристы без труда их назовут) могут убрать и другие самые могучие соблазны, чем окончательно переведут коррупцию в судах из положения почти не прячущейся отрасли народного хозяйства в подобающее ей положение личной и крайне рискованной авантюры отдельных судей. Через некоторое время вопрос об ответственности судей станет возможно обсудить более взвешенно - и решить более правильно.

Пока Закон о банкротстве не отменен, любые другие шаги будут паллиативами - или будут лечить кровотечение из носу накладыванием жгута на шею.

Карфаген должен быть разрушен - Закон о банкротстве должен быть отменен.

Читайте также: Центробанк России обвиняют в огромной ошибке.